Когда Петр заболел, пришли эти священники его причастить. Отец Мелетий раньше Петра умер. Он говорил: ни с кем не общайтесь, Бог все устроит, потому что сейчас есть епископы истинные, есть священники настоящие, только они нам пока не открылись, но придет время и Господь все откроет и пошлет вам. А пока никого нет, я вам оставляю воду освященную, я вам оставляю артос, освященный на Пасху - это вы, когда заболеете, принимайте, а там все Бог видит (здесь следует пояснить, что за 3-4 месяца до своей смерти в 1983 г. о.Мелетий по заблуждению вошел в общение с самосвятами-секачевцами, приняв их за действительных катакомбных епископов, в связи с чем и связан следующий вопрос - прим. Ред.) - А Петр не принимал Секача, с которым о.Мелетий к концу жизни в общение вошел? - Он отказался! Вот как это было. Петр видел, что Секач и священники, которых он посвятил – неистинные. А о.Мелетий скончался через четыре месяца после знакомства с Секачем, он не успел всего рассмотреть, а Петр позже узнал, что они неистинные. Он поставил жребии – спросить не у кого было. Я прихожу как-то к нему, а он плачет. Я у него спрашиваю: «Петро, что ты плачешь?» – «Ирина, Ирина, куда мы попали...». Вот как он поставил жребий о тех священниках: «Угодно жертвоприношение их Богу» - написал на одной записке, а на другой: «неугодно». Он это сложил и поставил возле Распятия в храме – возле ног (Спасителя – прим. Ред.). Там молился, Псалтирь читал с плачем, ночи не спал: «Господи, открой мне». И так, говорит, немножко задремал и слышу голос, и вижу эти записочки, которые писал – одна закрыта, другая открыта: «неугодно жертвоприношение». Потом он проснулся, стал снова молиться на колени встал и стал выбирать и вытянул ту записочку, которую видел (во сне – прим. Ред) «неугодно». Потом еще поставил на священника, которого нам рукоположили, Василия – снова «неугодно». А потом еще одному верному человеку, Георгию, сказал: «и ты поставь жребий, Бог не обманет». Он семь Псалтирей прочитал, поставил точно так же жребий и так же вытянул.
- А почему он решил эти жребии ставить, что его смутило? - Именно то, что мы заметили в этих священниках... Узнали, что дед Павлика (одного из нынешних послушников карпатской общины – Ред.) провожал Секача отсюда в Москву, когда он здесь был. Незадолго до этого я уже увидела в нем вот что. Мы молились здесь, я и одна женщина, которая уже умерла. Знаете, вот так были постели – одна Феодосия, одна его (т.е. Секача – прим. Ред.) и мы молились. А этот Геннадий сидел сзади, а я читаю, я утреню читала. И слышу, он шепчет: «Ирина, Ирина». Я так на него посмотрела, а он, знаете, был в подряснике, а голый, не имел штанов. Он подтянул подрясник и мне ногу показывает. На молитве! Правда, тот второй, Феодосий, заметил и говорит ему: «закрой». А потом дедушка Павлика, Георгий, поехал, чтобы провести его (Секача – прим.Ред.) в Москву к знакомым. И захотел Геннадий помыться в ванне и попросил, чтобы Георгий его помыл. И Георгий пошел – думал, спину ему помою, руки помою, и все. А это и стыдно говорить... он ему спину помыл, он ему помог ноги помыть и все... а тот, знаете (простите, так неудобно...), ему говорит: а ******* что мне не моешь? Мы подумали: это ж страх Божий! Георгий приехал и говорит – то такой развратник...
- Говорят, что Секач еще и сквернословил?</EM></SPAN></DIV> - Сквернословил, матом ругался. Еще у него были жена и двое детей. Это все потом владыка Серафим узнал. И то, видите, как Петру было: даже Владыка позже узнал, а Петр жребии поставил... - А Петр владыку предупредил? Он же принял сан у Секача. Петр не сказал ему оставить служение? - Все, все сказал. Отец Серафим вскоре все это оставил, как выяснил. Еще до встречи с о. Епифанием о.Серафим оставил служение (у секачевцев – прим. Ред.) и мы просто отдельно молились. - Получается, что о. Епифаний просто уже на греков вывел? - А о. Епифаний сюда приехал – мы так были рады... Как о. Мелетий нам, так и о. Епифаний. Ведь книга Правил, Кормчая – они были скрыты, нам не давали (секачевцы – прим. Ред.) правила читать. Отец Мелетий давал всем, потому что надо знать правила Кормчей, чтобы знать как жить, так это путь в Царство Небесное, а они скрыли. А когда о.Серафим встретился с о. Епифанием – тот сразу дал ему Кормчую, правила. Сразу подал. Говорит: надо руководствоваться этой книгой. Ну так вот, этот Петро лежал, когда пришли к нему секачевские священники, чтобы его причастить, те, на которых он и ставил жребий. Они пришли, а он больной лежал. Он еще так болен не был, но тогда уже ночью получил трещину. Они были втроем и стали убеждать, что его надо причастить. Петр отказался. Они как стали говорить-говорить, тогда он и получил инфаркт. - Но не причастился? - Нет. Я потом когда пришла сюда, он лежал, а в общине о. Мелетия был один такой человек, что заносил им хлеб - он был не совсем нормальный. Помогал его кормить. Хлеб вынашивал на горку. И этот пришел и говорит мне: «Ирина, собирайся, потому что Петро заболел и умирает». – «Так как, он вчера был нормальный?» Говорит: «Умирает...» Прихожу, а Петр так сидит: «Ох, ох». «Что?» - говорю. – «Были, были» – «Кто?» – «Звери, звери». Вызвала я от соседки врача, оказалась у него трещина в сердце, от переживаний, говорит, понервничал. Ну и так прожил он еще день. Я прихожу к нему – он в воскресенье утром еще нормально говорил. Говорит: «Ирина, дай мне там, в каморе, в кладовой, есть вода священная и артос». Он помолился, принял это. И под воскресенье у него пошла кровь. «Приди, - говорит мне, - ночью, а то я чувствую, что уже все». При своем уме был до последнего вздоха. Прихожу я туда, а он лежит и у него грудь так заходится. Перед этим он еще мне наказал: «Ирина, когда я умру, закрой дверь и никого сюда не пускай, которые молятся с этим Геннадием». - А с Московской Патриархии не приходили?</EM></SPAN></DIV> - Нет, только эти были. Говорил: «Ты почитай Псалтирь, закрой дверь и никого не пускай. А когда прочитаешь Псалтирь, чтобы тут не путалась с другими – уже мои сыновья придут, так ты с ними не путайся, чтобы на молитве не была. Уйди себе и помолись дома». Так это и было. Петр молится, а я всегда любила, как он читает - от него был дух добрый. Прихожу туда, а он говорит: «молись». А у него вид такой веселый, глаза веселые, хотя тут надо плакать. Вообще Петро такой не был, а вот перед концом только. Надо плакать – такой человек отходит, так я любила туда идти к нему и слушать его. И я плакать не могу, радость играет. И он радуется. И здесь я чувствую такая радость, знаете, что я плакать не могу. А у него лицо веселое, глаза веселые, говорит: «иду... иду...» Сам выпрямился, руки положил: «иду...» И так скончался. Никого не было там, только я и одна монахиня. Она вообще с геннадьевцами молилась. А священник этот даже никого не пускал к Петру, а она пришла украдкой и говорит» «Петро такой был христианин, он нас всех жалел, как же не прийти…». А как он скончался, шла и боялась, что священник даст ей великое наказание, потому что он много давал, по триста поклонов тем, кто придет к Петру. Она ушла, и так было: я закрыла дверь, и мы двое с Петром остались. Двенадцатый час был, когда он скончался, и так я пробыла там с одиннадцати часов до утра. Я тогда не была такая как сейчас, мне страшно было, одна я бы не осталась никогда так. Но с ним я была такая, Боже мой, – здесь играет радость, на сердце. Я прочитала Псалтирь и мне радостно, я никого не боюсь, страха нет, и сама себе говорю: «наверное, ни одного беса». А отец Мелетий говорил, что возле покойников надо хоть двоим быть, потому что бес стрелы, пускает – страшит, а надо хоть вдвоем. А где беса нет, там нет страха… И так он ушел, что целые две недели я чувствовала радость о нем, такой был человек. Слава Богу, что Господь открыл мне все это.
