Две темы невозможно переставить местами. Женственная тема появляется второй. Почему? По порядку творения. Но какова мысль Творца, схваченная логикой сонатной формы?
Здесь мы потрясенно склоняем голову перед непредставимо высоким призванием женщины.
Бог говорит: нехорошо человеку быть одному. Сотворим ему помощника. Помощника в чем? В домашнем хозяйстве? На кухне? — Это в раю-то? Святые отцы говорили, что заповедь возделывания рая (культуры – по латыни) нужно понимать в духовном смысле, а не в сельскохозяйственном. Возделывать рай — значит возделывать мысли Божии, Божию любовь. Вот в чем величайший смысл создания Евы, или Жизни! Одинокий Адам — может ли познать Троическую любовь? Это невозможно.
Низовая антикультура настраивает ум, сердце, волю, вспомогательные силы противоположным образом. Воля, к примеру, перестает быть ликующе-светозарной и летучей: она мрачнеет, озлобляется, становится холодной, железной, стальной, — волей насильника, стремящегося размазать противников по стене. Металл по видимости и фанера изнутри. Ибо таков сам дьявол, пустой изнутри. И внимание перестает быть сердечным вниманием к свету. Теряя царственную силу свободы, оно влечется дьяволом к грязи, безвольно липнет к экранам телевизоров, к компьютерным стрелялкам, к бесцельным информационным развлекалкам, к рабскому подчинению современным массовикам-затейникам поп-культуры.
«Что происходит с Россией?» — спросил я своих умных китайских студентов. «Нельзя отходить от традиций», — был ответ. Зачем же мы отошли от традиции, остатком света которой до сих пор живет весь мир? В продвинутых странах Запада работающие там китайские профессора уже объясняют студентам, как надо правильно играть музыку Моцарта, Бетховена и прочих гениев. Традиция переводится как Предание, как передача в поколениях духа жизни с Богом. Этой бесконечной радостью пронизала себя культура христианского мира. А мы кощунственно насмеялись над ней! Тогда обезумевшая Россия зарезала полмиллиарда утробных младенцев (с 1920 года), сделалась нацией нераскаянных детоубийц с измененной психикой, и, подобно всякому человеку с сожженной совестью, удивляется: в чем нам каяться?
Прежде всего музыка может воплотить то злое сокровище, от которого коварно и уклончиво говорят уста. Интонации распущенности, циничного равнодушия, агрессивности, сердечной тьме, проникают в души даже утробных младенцев. От избытка сердца, доброго или злого, говорят уста. Может ли из такого избытка вылезти что-либо иное, кроме эгоистического качания прав...
В музыке тоже приспело время жатвы: пшеница и плевелы созрели, и различить их не стоит труда. Но речь сейчас пойдет не об очевидной и ужасающей низости попсы. Надлежит взглянуть на музыку серьезную, по видимости не разорвавшую до конца связей с Богом...
