Говоря "подвижник", мы подразумеваем совершенный этим человеком подвиг, подвиг духовный. Однако, далеко не всякий подвиг становится нам понятен, особенно если судить с нашей обыденной, земной точки зрения. Не поймем мы и Варлаама Керетского: не о подвиге, казалось бы, должна идти речь, а о преступлении. Варлаам – убийца, притом женоубийца, притом священник, запятнавший свой сан кровью. По суду человеческому ему нет прощения. Очевидно, скажем мы, тем менее ему прощения от Божьего суда.
Так казалось и мне, внешне судя по скупым фактам Жития. Само житие керетского подвижника представлялось мне поморской легендой, где фантастическое, вроде "ледовитых червей", сплетено с живыми бытовыми деталями. К тому же, Варлаам не был канонизирован, хотя церковь не препятствовала его местному почитанию среди жителей Беломорья*.
Чтобы понять Варлаама, надо постичь, что есть глубина раскаяния.
Это может стать понятно нам, по-человечески, по-грешному, вспоминая, как вольно или невольно, в рассудке или во вспышке гнева, словом или делом, нанесли мы обиду ближнему, либо даже тварям земным, и раскаялись в совершенной несправедливости. Но еще горше, когда содеянного нами поправить нельзя и ничем уже не поможешь и ничего не вернешь, а есть одно содеянное тобой зло, и ты остаешься наедине с ним, и ты остаешься наедине с ним – тогда наступает подлинное раскаяние и чем страшнее содеянное, тем бездоннее глубина раскаяния.
Так было и с попом Варлаамом, служившем в Никольской церкви городка Колы.
Он жил, согласно Житию, известному в рукописных списках, в эпоху Ивана Грозного. Дьявол воздвиг на него козни, и поп убил свою жену. Жития тем и особенны, что сообщают факт, не давая подробностей и толкований. Поэтому так много остается простора воображению, поэтому жития такой неоценимый источник поэтическоговдохновения. Возвышенно-трагический аспект повести о Варлааме Керетском чутко уловило устное народное творчество. Поморы сложили свою легенду о преступлении и раскаянии кольского попа. Легенда имеет несколько вариантов, суть их одна: оскорбленный муж мстит жене-прелюбодеице. В одном из вариантов красавица жена изменяет мужу с норвежским торговым гостем. Варлаам убивает жену-изменницу, любовника и всех норвегов на судне, ставит гроб с убитой женой на лодью, зажигает свечи и отплывает в студеное море-океан.
Это простое, ясное, выразительное решение трагиического сюжета. Оскорбленный муж мстит за поруганную честь, и древнерусская мораль его оправдывает. Не оправдывают лишь Высшие Силы, уготовав несчастному попу вечно носиться в холодных волнах в лодье с телом убиенной им жены...
Но ныне мы можем понять преступление попа Варлаама иначе. Убийство по ревности – тривиальный фольклорный мотив. Злодеяние могло случиться и непреднамеренно. Житие говорит, что диавол "простре сеть во уловление праведного". Формы зла многообразны. Семейное право Древней Руси не видело большого зла в "поучении" жены мужем, поскольку муж жене глава и владыка ее тела. Такое "поучение" могло иметь роковые последствия.
Вспоминается другой поп – великий наш протопоп – который о себе говорил сокрушенно: "такой я окаянной сердит, дратца лихой". Как-то, вернувшись домой от боярина Федора Ртищева, где много бранился с отступниками, застал он свою Марковну с домочадицею вдовою Фетиньей в ссоре, "и я, пришед, бил их обеих и оскорбил гораздо, от печали согрешил пред Богом и пред ними". После сего, как известно, взыграл бес в "бешаном" Филиппе, сидевшем в избе на цепи, и он бил попа крепко и волочил гораздо, избив, бросил. "Полежал маленько, с совестью собрался". Вот то и важно – с совестью собраться. Кара за прегрешение была избрана такая: "Таже лег среди горницы и велел всякому человеку бить себя плетью по пяти ударов по окаянной спине: человек было с двадцеть, – и жена, и дети, все, плачючи, стегали".
Это свидетельское показание – пример раскаяния за малое зло. А если в ярости, в помутнении рассудка, случайно, не желая, человек убил жену – что должен испытать он, очнувшись, глядя на содеянное? Как измерить глубину его отчаяния?
Если зло воспринимается как месть за другое зло – это еще не глубина, а если зло совершено нечаянно, ненароком твоей рукой над человеком, которого любил, в котором жизнь твоя – и вдруг все это погублено тобою же в безумном ослеплении! Испытать подобное в яви – адская мука и смерть – желанная избавительница от нее.
Но убийца был христианином и вдобавок священником и не мог наложить на себя рук, да и слишком это была бы легкая кара за злодеяние. Но и жить в адских терзаниях он не мог. Он предал себя в руки Небесных Властей. Он внес тело жены в лодью, чтобы до последнего мгновения видеть его и казниться – "с мертвым телом по морской пучине с места на место плавати, дондеже оно, мертвое тело, тлению предася" – и отплыл, надеясь найти смерть в морской пучине.
Но Варлааму не суждено было погибнуть в ледовитом море. Волны, столь немилосердные к праведным (вспомним утонувших соловецких монахов, местночтимых беломорских угодников Иону и Вассиана Пертоминских, Иоанна и Логгина Яренгских), не приняли великого грешника. Жизнь была оставлена ему на покаяние, он должен был измерить всю бездну греха и раскаяния.
Он плыл неведомо куда, глядя на разлагающееся тело жены, на содеянное им. Постичь глубину его раскаяния нам труднее, чем морской путь варлаамовой лодьи от Колы до Керети без паруса, "против зельного обуревания, и весел из рук не выпуская, но труждашеся вельми и псалмы давидовы пояше и то убо ему пищу бяше, в день же труждашеся по морю, в нощь же без сна пребывая, моля Бога со слезами о отпущении греха..."
Не будем гадать, как происходило это чудесное плавание, приставал ли где поп к берегу, чем питался и прочее. Все это ничтожно перед его подвигом раскаяния. Прибрежные течения внесли лодью в горло Белого моря и после долгого плавания, не менее тысячи верст, ее прибило к берегу близ села Керети.
На берегу поп похоронил жену, поставил крест над могилой, а себе срубил возле келейку и пребывал в бесконечном покаянии, от которого не могла избавить и кончина.
Но столь велико, искренне, чисто было его раскаяние, что по смерти пустынника у гроба его стали совершаться чудеса и не раз явление Варлаама спасало беломорских корабельщиков от потопления. В народном представлении встал он рядом с самим Николой Чудотворцем. Никола Чудотворец да Варлаамий Керетский – скорые поморские заступники, им молились, отправляясь в путь.
По местной легенде, Варлааму Керетскому суждено Богом вечно плавать в студеном море с телом жены. Есть и в других странах схожие легенды о таинственных судах-призраках: за какие-то грехи суждено вечно носиться в волнах мертвому кораблю с мертвой командой. Будто бы внезапно, из тумана появляется парусное судно, идет полным ходом, ветер раздувает тугие паруса, кипят буруны за кормой, но не видно на палубе людей и огни погашены – встреча эта к беде...
А у нас не так. Иное видение бывало поморам в прошлые времена. В беломорском горле, где течения свирепые и туманы внезапные и корги опасные, в тревожный час являлось дивное видение: выплывает лодья, в ней гроб стоит, у гроба теплые свечные огоньки, на корме же простоволосый, седой поп в черной рясе... А туман все гуще, гуще и скрыл видение. Вдруг ветерок внезапный налетел и – нет тумана, все обозримо, чисто-бело море, свежий ветер подхватил судно, ходко побежала лодья, и знают корабельщики – к добру было видение, благополучен будет путь, ничего не случится худого, потому что повстречалась лодья Варлаамова, а столь велико было его раскаяние, столь великий грех он застрадал, что встреча с ним и аши грехи покрывает и добро дарит... И снимали шапки поморы и молились благодарно Варлааму, Керетскому чудотворцу.
Геннадий Русский,
"Клейма к иконам северорусских святых"
*При вскрытии мощей преп. Варлаама в 1722 г. в Керети, бывшей волости Соловецкого монастыря, соловецкий иеромонах доносил: "обрели де преп.Варлаама в часовне в земле, глубиною аршина в полтора, не во гробе, просто лежаща, токмо де одежда на нем монашеская обветшала, а во оных кости ветхия и основание и подобие все человеческое, кроме благоухания". Священник Керетской волости, напротив, показал: "от мощей его благоухание было видимо всем, подобно де тому, аки бы от росного ладону дым..." (Голубинский Е. История канонизации святых в русской церкви. М. 1903, С. 452).
В Указе Св. Синода от 31 мая 1727 г. о мощах Варлаама Керетского говорится: "... рассуждая о том, что в вышеупомянутом свидетельстве явилась рознь, приказали: быть тем мощам в земле так как у преосвященного Варнавы, архиепископа Холмогорского учинить определено, и кто похощет оного поминать, тем не возбраняется, а впредь о таких мощах свидетельство чинить опасно, с достоверным испытанием..." (Ук. соч., С. 453)
У архим. Леонида в "Святой Руси" о Варлааме сказано: "не канонизирован".
В современном Православном календаре преп. Варлаам Керетский внесен в святцы (память – 6 ноября), как и многие другие местночтимые подвижники, у архим. Леонида и у Голубинского упомянутые как неканонизированные.
Мы называем Варлаама преподобным, хотя формально пострижения он не принимал. Но пострижение вовсе не было непременным условием для пустынничества. Так, Трифон Печенгский, начиная свой подвиг, не был монахом. Вряд ли Варлаам искал пострижения да и считал себя достойным его, в XVI веке в Беломорье это негде было исполнить, кроме как в Соловецком монастыре, Варлаам же скрывался от людей, чтобы остаться наедине со своим грехом, и, когда к его первоначальной пустыни стали часто приходить люди, отошел на тридцать верст дальше.
Житие сообщает, что он принял постриг по молитве от Бога, подобно древним отшельникам: "и бысть инок, понеже преподобный извещение приим от Бога...
|
