Несмотря на кошмарный террор, среди истинно и твердо православных верующих людей иногда находятся такие, которые не могут соучаствовать в постоянной лжи, особенно когда эта ложь насилует их религиозную совесть (например, признание Сталина «избранником Господним»). Такие православные люди хотят быть исповедниками и мучениками за веру Христову. Но тогда советская церковь начинает их клеймить «политическими преступниками» и «пособниками черного дела», ибо исповедничество и мученичество в богоборческом советском государстве запрещается не только государством, но и «отделенной» от него советской церковью.

  После всего вышесказанного о природе и характере советской церкви вполне естественно возникает вопрос: благодатна ли эта церковь?

  Общение, основанное на незнании истинных фактов, еще не есть признание. Одним словом, повторяем, вопрос о признании еще не ясен.

  Но если бы и все восточные патриархи признали ложь за Истину, ложь от этого не стала бы Истиной. Истина не перестает быть истиной от того, что от нее отрекутся «даже избранные», и, может быть, отрекутся даже почти все, что, возможно, будет в последние дни. («Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле»? Лк. 18, 8). Поэтому, памятуя пример св. Максима Исповедника (против которого были и «собор», и патриархи, и император), мы не можем признавать только формального подхода к разрешению религиозной Истины достаточным.

  Гораздо серьезнее и сильнее, на первый взгляд, представляются другие соображения в защиту благодатности советской церкви.

  Эти аргументы следующие.

  Измученный, исстрадавшийся, несчастный русский народ идет в советские открытые храмы, чтобы получить там утешение. Вот ради этих многомиллионных народных масс, приносящих в церковь веру, свои молитвы, свои скорби, свои слезы, может быть, и сохраняется в советской церкви благодать, и совершаются таинства, несмотря на то, что Высшая церковная иерархия погрешила, войдя в компромисс с сов. государством. Приходящие в советские храмы слышать богослужения, на которых читают Евангельские слова, молятся на чудотворные иконы, умиляются дивным церковным песнопением, каются в грехах и со страхом Божиим подходят к Св. Чаше, чтобы приобщиться Св. Таин. Ради них, ради этих простых верующих людей, не разбирающихся в сложных и тонких богословских вопросах, не понимающих и часто ничего не знающих о юрисдикционных разногласиях у духовенства, может быть, и совершаются Св. Таинства. Неужели милосердый Господь не даст этим простым, наивным, бесхитростным, просто по детски верующим людям никакого утешения?

  «Не надо нам никаких политических рассуждений, не надо нам никаких разъяснений об юрисдикциях, а расскажите нам, батюшка, лучше о Горнем Иерусалиме», -- говорят иногда эти простые верующие люди (по свидетельствам одного священника).

  «На Страшном Суде Господь спросит нас не об отвлеченных истинах, а о том, посещали ли мы больных, в темницах сущих, одели ли нагого, накормили или напоили голодного и жаждущего», — говорят другие. (Слова одного «просто верующего» профессора).

  Попробуем ответить на все эти возражения.

  Прежде всего: благодать и совершение таинств не зависят от «достоинства или недостоинства» воспринимающих их. От «достоинства» или «недостоинства» зависит лишь действия этих таинств на их души. Для чего же были установлены св. каноны и св. догматы? Для чего шла борьба с ересями?

  В безблагодатной церкви благодать не появится только от того, что в эту церковь войдут верующие, но обманутые люди. В «живую» и «обновленческую» церковь тоже ведь иногда заходили «простые верующие люди», не разбирающиеся в «богословских тонкостях» и ничего не понимающие в вопросах юрисдикций. Неужели ради них там совершались св. таинства?

  Если «измученный, исстрадавшийся, несчастный русский народ идет с великой скорбью и слезами, с жаждой утешения в советские храмы», то он, конечно, утешение там получает. Но какое это утешение? Духовное или душевное? Благодатное или просто психологическое? Утешение через св. таинства благодати или через простой моральный «катарсис»?

  Ведь и исповедь может быть только психологической (которую изучает психоанализ), а может быть и таинством покаяния. Можно молиться и плакать, и сокрушаться о грехах у себя дома, и получать от Бога и утешение, и умиление, и прощение многих прегрешений. То, что зависит от самого человека, от силы его молитвы и искренности покаяния, он получает как дома, так и в безблагодатной церкви.

  А вот того, что зависит от благодати св. таинств благодатной Церкви и ее иерархии — он в советской церкви, если она безблагодатна, получить не может.

  Советская церковь сохранила не только одежды Русской Православной Церкви (внешний вид храма, внешнюю сторону богослужения), но и тело ее (обрядовая сторона и формальная церковная организация) и даже душу ее (душевные переживания молящихся), но не ДУХ Православия, дух Христовой правды, который животворит душу и тело. А ведь сказано: «Духа не угашайте» (1Фес. 5, 19).

  Безблагодатная церковь страшна не для душевных людей (ибо они получают то душевное утешение и удовлетворение, которого они только и ищут), а для духовных, которые ищут чисто духовного благодатного утешения в св. таинствах — и не находят.

  Душевные слезы приносят и душевные утешения в советских храмах. Эстетические восприятия благолепия храма и прекрасного церковного пения — приносят и эстетическое услаждение в этих храмах, но духовные слезы, жаждущие таинственной благодатной помощи свыше — утерты в советской церкви быть не могут.

  Вот почему люди духовные, «живущие в церкви», а не заходящие в нее только — духовно задыхаются в советских храмах, потому что не могут не чувствовать лжи и обмана, фальши и других мерзостей духовного «запустения» на святом месте.

  Указание на то, что «простые верующие люди» не разбираются в сложных богословских вопросах и юрисдикционных тонкостях — не является ни заслугой этих «просто верующих», ни защитой благодатности советской церкви.

  Для понимания и ощущения благодатности вовсе не требуется непременно быть образованным в богословских и философских вопросах. Наоборот, слишком большая образованность часто даже мешает человеку понять простоту благодатной Истины (как это мы видим на примере Бердяева, Мережковского и др.).

  Честный, целомудренный ум, не полагающийся на себя, а питающийся умом Христовым, и чистое любвеобильное Христовой любовью сердце — вот православные условия трезвенности и рассуждения, помогающие верующему церковному человеку правильно разбираться решительно во всех вопросах.

  Кто «живет в Церкви» и дышит ароматом ее таинств, кто имеет в себе хоть каплю духовности, тот не может не разбираться как в «сложных богословских вопросах», так и в «юрисдикционных тонкостях», ибо в этих-то тонкостях и определяется — где Истина и где ложь.

  Отмежевываться принципиально от всякой политики истинно православному человеку также нельзя, ибо религия и политика в настоящее время органически слиты. Вопрос — со Христом или против Христа имеет ныне политическое значение, ибо обязывает протестовать против тех политических систем, которые главной своей целью ставят уничтожение христианства.

  Кто отрицает в настоящее время необходимость политических рассуждений и юрисдикционных разъяснений, — тот отрицает необходимость различать дух истины от духа лжи, тот отрицает необходимость обнаруживать волков в овечьей шкуре и узнавать — где Христос и где антихрист.

  Ведь вся деятельность антихриста будет носить непременно и политический характер, хотя бы потому, что без политической власти он не сможет завершить своего дела. Путь «к Горнему Иерусалиму» начинается на земле, где даже величайшие святые не отрицали необходимости христианской политики и лично всегда принадлежали к строго определенной церковной ограде, которая ныне называется «церковной юрисдикцией».

  На Страшном Суде Господь спросит не только о том, накормили ли вы голодного, но главным образом, о том, во имя кого и для чего вы это сделали: для Бога, для собственной славы или в интересах антихриста? Ведь если вы, подобно коммунистам, будете кормить только тех голодных, которые ради хлеба земного отрекутся от Хлеба Небесного, — то какая вам за это будет награда от Господа?

  «Дух дышит, где хочет». Всемогущий Господь может, когда захочет, нарушить и «естества чин». Благодать Духа Святаго может проявиться везде. Дети играли в св. Евхаристию — и Дух Святой совершил вдруг св. таинство. Смеясь и глумясь над христианами, пародировал св. таинство крещения один язычник в цирке, и вдруг — св. таинство совершилось (Св. Перфурий). Господь может сотворить чудо и в советской церкви — и совершить там св. таинство Евхаристии. Но ни детскую игру, ни цирк, ни советскую церковь мы не можем от этого признать постоянным благодатным учреждением.

  Зная сущность советского государства (дух антихриста) и сущность советской церкви (сотрудничество с антихристом), мы не смеем не усомниться в благодатности этой церкви. А может ли православный христианин подходить с сомнением к св. Чаше? Но почему мы говорим «сомневаемся», а не говорим просто: «нет»? Потому что в защиту возможности сохранения до некоторых пор благодатности и в советской церкви — имеется еще одно соображение. Это соображение высказано одним из замечательнейших современных Архипастырей (См. «Письмо пастыря к пастырю», Сборник «Троица» 1947 год, Париж).

  «Жизнь церкви всегда является процессом … Когда Церковь Христова выделялась из церкви ветхозаветной, это тоже был длительный, имевший много этапов процесс. Анна и Каиафа, с одной стороны, апостолы и их ближайшие последователи, с другой стороны, это были сразу обозначавшиеся вехи двух противоположных станов. Но в Синедрионе были Иосиф Аримафейский, Никодим и Гамалиил, ставшие потом мучениками Христовыми, и сами апостолы каждый день единодушно пребывали в храме (Деян. 2. 46), а это был храм, руководимый Анною и Каиафою, и это уже было после Пятидесятницы, т.е. когда апостолы были уже преисполнены Духом Святым.

  Вопрос, решаемый этими процессами, предлежит каждому человеку. «Патриарх» Алексий и его ближайшие сотрудники явственно разрешили его для себя: они — в полном, совершенно недвусмысленном исповеданном единении с богоборческой властью и против мучеников Христовых. Но прочие, весь этот народ, наполняющий церкви, разве они за одно с «патриархом» в этом вопросе? Нет, они не участвуют в совете и делах их, не участвуют в делах патриархии, т.е. в той черной стороне ее дела, которая связывает ее с врагами Божьими и отделяет от Христа. И если формально они не отъединяются от патриарха и его клира, то это только по внешним причинам, по незрелости этого дела в данный момент, как апостол Иоанн, тот самый, который потом назовет не принявшую Христа синагогу «сборищем сатанинским», первоначально вместе с апостолом Петром ходили в нее для молитвы» (Деян. 3, 1).

  Соображения, высказанные здесь, чрезвычайно серьезны. Что отпадение церкви от Бога и превращение ее в «сборище сатаны» есть процесс, с этим нельзя не согласиться. Но советская церковь встала на путь, который ведет ее к этому «сборищу» — в этом не может быть никакого сомнения. Церковь, находящаяся в «идеальном» отношении с государством богоборческого самовластия, ставящего своей основной задачей антихристово дело; церковь, отрекшаяся «от столпа и утверждения» Христовой правды — исповедничества и мученичества и зовущая нас на «подвиг» человекоугодничества и кощунственной церковно-организованной лжи; церковь, именующая вождя мировых антихристианских сил — Сталина «избранником Господним», — безусловно встала на тот страшный путь сотрудничества с антихристом, который ведет ее к превращению из церкви Христовой в «сборище сатанинское».

  Это приводит нас в ужас. И мы, православные русские люди, не предрешая окончательного суда над советской церковью, суда, который, по «произволению» Св. Духа вынесет в свое время Русский Православный Собор, должны ясно и определенно сказать: от какого бы то ни было общения с советской церковью мы отказываемся, ибо сомневаемся в ее благодатности.